Повесть о полку Игореве

Как много раз мне слышать приходилось
Из разных уст печальный пересказ
О том, что в том походе приключилось:
Поэзия была, сухой рассказ.

Но что-то мне сегодня неспокойно,
Ночь полнолунья возвещает стих,
Который кровью пишется и больно
Начать. О бедных ратниках моих.

Мне Алконост крыло свое оставил,
 А Гамаюн мне что-то на ухо шепнет
О были той, что словно птица Феникс
Сгорела, только вещий вереск
Не отпускает стих, и памятник поставил,
Который ныне , присно не умрет,
Апокалипсис он переживет,
И новым людям явит свой сюжет,
Правдивый, хоть и сотканный из бед.
Но вечен он, как и весь белый свет.

* * *

Эх, что-то я пролог сегодня
Не по величию сказанья затянул.
У крепостной стены готова к бою сотня,
А я еще и лапти не обул.
Начнем же, братья, повесть наконец,
О том походе, что веков мгла не поглотит.
И эту повесть мы положим под венец,
Несется стих. Он в прошлое уводит.
О, князь наш, Игорь Святославич
Я начинаю о тебе рассказ,
Оставив переводы в стороне,
Бояна вещего непозабытые преданья,
Который, прежде чем поведать быль,
То растекался мыслию по древу,
При этом сказ его звучал витееват:
Он белкою скакал, и в волка обращался,
И, услыхав Перуновый раскат,
Взлетал орлом под облака и возвращался,
Дабы, чтоб вспомнить истину событий,
Он десять соколов на стаю лебединую пускал
И древней рати сказы поминал:
 Пел пращуру он песню Ярославу,
Наихрабрейшему из всех князей Мстиславу,
 Который род прославил только тем,
Что в тереме зарезал половца Редедю,
Таким поступком жизнь свою отметив,
Перед полками касжскими...
На что ему дела слыли мирские,
Коль он Баяну поручил свой стих,
Избавившись от летоичислителей иных,
Которые без просьб и не вступая в омут-тих
 Князьям всю почесть рокотали.

А мы повествование начнем
С Владимира. И Игорем окончим,
Отвагою который род свой прославлял,
Победами и мужеством сердца он заострил,
Себя и ратников пронзив благою вестью.
О, Бог, судья, но что-то было в нем,
Такого, что взирали на него все очи.
И лишь, потомки пусть благословят,
Я не видал пронзительней очей,
Которые сгоняли прочь мрак ночи.

Однажды Игорь, утомившись
От всех набегов половецких,
Которые, как будто саранча,
Подтачивали Русь.
Он в силах ратников отважных убедившись,
Которых знал с времен младенческих он, детских,
Дружину князь на половцев повел.

Вот в этом месте нашего рассказа,
Соловушка-Боян не растерялся б никогда,
Он белкою б взлетел на древо,
Умом бы взвился он под облака,
И уж тогда поведал бы нам сразу:
“ Не стая соколов вела через поля,
А Игорь вел свою дружину смело,
К Дон-Батюшке вела его земля”
Велесов внук сказал бы это так:
“ Ржут кони, стоя на Трояновой тропе,
Звон в Киеве вещает рати знак:
О, Игорь, все врата распахнуты тебе,
Ты не подвластен черной ворожбе,
И в Новгороде тубы затрубили: В бой!
В Путивле стяги стянуты к тебе!”

Милого брата Всеволода ждет
В приготовлениях к походу Игорь.
Явился Всеволод. Такую речь ведет:
“Моя дружина уж давно у Курска ждет.
Мы оба Святославичи, мой брат,
Когда мы вместе, десятится наша сила.
Поехали скорее в Курско-град,
Там мой отряд в бездействии томится.
Бывалая дружина у меня,
Давно прошедшая огонь и воду,
Весть славная идет о ней не зря,
Им ведомы любые непогоды,
Исхожены и реки и поля,
А ныне ищут честь, а князю славу...”

Тут Игорь взор свой к небу обратил
И увидал, что солнечное небо,
Внезапно, словно шлемом, мрак покрыл.
Недобрый знак, но он воскликнул смело:
“ В путь, братия мои, дружина боевая,
Уж лучше в правой битве пасть,
Чем половцам свой меч и честь отдать,
Позволить надругаться над землей родною...
Такому не бывать! Дружина, к бою,
Воссядем на борзых своих коней,
Направив к Тану их, Святому Дону,
А там, быть может, сложим головы свои,
Но прежде нашего предсмертнейшего стона
Из Тана мы шеломом воду зачерпнем,
И лишь воды хлебнувши той, уйдем.
Погост курганный с нашим пепелищем
На правом бреге Дона мы воссоздадим,
Но перед этим половцев мы тыщу
К их нечестивым пращурам отправим,
И наш погост, как памятник оставим
Потомкам, что еще не родились,
Но ведать они будут правду
О том походе. Будут знать
Про наши имена и нашу доблесть...”

А между тем несется наша повесть,
На рифмах спотыкаясь иногда,
Но в этом я не ведаю стыда,
Мне ныне правда изложенья дорога.

Сел Игорь на коня. Златые стремена
Блестели, Но пред князем нашим меркли.
Дружине путь не застилала пелена
Которая врагов не счесть повергла.
Прознали половцы о Игоря походе,
Весть разнеслась, звеня, как вещая струна.
И половецкие отряды понеслися к Дону,
Так, словно пела позади стрела...
Я смелость половцев не буду унижать,
Они лихими ратниками были:
Стремились к Тану, чтоб рубеж свой удержать,
Готовы были утвердиться в силе.

Тем временем путь Игорь к Дону держит,
Да только все знамения не с ним:
То заливается не к чести кречет,
Лисицы брешут на червленые щиты.
То вороны недобру песнь несут,
То аисты несутся на пути
Но Игорь неуклонен, и полки
Ведет он к Тану, отвергая все знаменья,
Чело его не ведает сомнений...
Меж тем зверье скулит, и лисий вой,
Смешавшись с волчьим, нарушает наш покой,
И птица Див мешает на привалах
Великим ратникам немного отдохнуть...
Об этом надо выть, а не стихами
Вещать про этот злополучный путь.

А половцы меж тем уже у Дона,
И крепость Левенцовскую взяли,
И стали у прибрежного затона
Готовить Игорю ловушки и манки.
А Князь дружину к Тану все ведет,
Беду грядущую вещают птицы на дубах,
И пересмешник из травы трубит : “ умрет”.
И стая волчья накликает пораженье,
Но Игорь все не ведает сомненья.
А Русская земля сокрылась за холмами,
И наша песнь все ближе, ближе к драме,
Которая еще не развернулась...

Как долго меркнет ночь...
Заря свет опалила,
Да только вот туман окутал все поля,
Все очертания предметов скинув прочь,
И соловьи заснули, в плен взяв тополя,
Лишь галки возвещают: кончилася ночь.
О, русичи, вперед, пришел рассвет,
Вам честь великая, а князю – слава!
И утром, лишь Хорос глаза открыл,
Не мешкая, отправились они
На половецкие места, чтоб сокрушить
Нечистые несметные полки.
 Вначале девок половецких стрелами погнали,
Могли б вы видеть, как они бежали,
Схвативши под руки все то, что удалось:
И шелковую ткань, и покрывала,
Наряды. Все, что под руку взялось...
Но многое оставили в болотах,
Роняя скарб, и сами потонув.

О, сколько те болота тайн хранят и ныне,
Легенд о тех сокровищах на тыне
За многие века столь собралось,
Что лучше нам откинуть эту трость,
И, помолясь, продолжить наш рассказ,
Написанный не по Баяну, без прекрас.

А между тем Олегова дружина
В донской степи не к времени вздремнула.
Ох, мимо пролетал вещун наш – соколина,
И ратники глаза свои сомкнули!
А ведь они на божий свет явились
Не ради кречета и сокола, увы!
Не для того, чтоб радовать полки
Поганых половчан и воронье – сподручных их!

Бежал Гзак серым волком, а меж тем
Кончак стремительно прокладывал путь к Дону,
И бесновался в ликовании татем
Кончаковский, учуявший раздолье.

Рассвет кровавый зори возвестили,
Как только новый день вдруг наступил:
С Азова тучи черные пошли,
Пришла Перуна власть,
Земля разверзлась , молнии и гром,
Гроза и град вещают про напасть.
Коль громовержца наступила власть,
То всем пора бы спрятаться в укрытье.
Вот внуки Стрибога, ветра,
Смести готовы все живое.
А вместо Солнца вдруг Луна,
Открыла лик, делясь на двое.
Дождь с молнией над Доном рокотал,
Живому под Луной не стало места.
И если б сам я это не видал,
То не поверил бы, Бог мне судья,
Не снялся б с обустроенного места!

Сейчас бы время сечи прямо в масть,
Эх, как ломались б нынче копья!
Сейчас бы саблям постучать
По черепушкам половецким...
Да только рать стояла на Каяле
Дон - Батюшка не в силах был помочь,
Иначе кончаковцев быстро б смяли,
И в Дон бы сбросили в сию кромешну ночь!

Гудит земля, разлился Тан, его притоки
Готовы Игоря дружину поглотить.
Ковыльну степь донскую пыль заносит,
Как будто стая ведьм свои уроки
Над Игоревой ратью заняла.
И вот от схватки дальше нас уносит
Перун, подзакусивши удила.
О, беса дети, вы не верещите,
Не преграждайте рати нашей путь...
Свои деяния скорей уймите,
Покуда Всеволод, Яр-Тур не встал с постели,
И в ярости вперед дружины не пошел!

Проснулся он, и стрелы полетели
На половецку рать, мечи звенели
И бились шлемы половцев лихих,
Соприкоснувшися с булатной сталью предков,
Кровь полилась рекою, став притоком Тана,
Но кто в бою о ранах помянет?
Лишь после битвы по местам расставит
Стрела, отпущенная влет.
Тогда уже начнутся перевязки,
Подсчет утрат и множество забот.

Давно уж в Лету канули Трояновы века,
Олеговы походы все в былинах...
Да, были прежде времена,
Когда Олег мечом ковал крамолу,
И стрелы веером он сеял по земле,
И в стремени златом вступал в Тмутаракань,
И воронья встревоженная рвань
Летела прочь, покаявшись судьбе
За то, что каркала Олегу недобро,
Безбожно покусившись на Даждьбога внука.
Печальная была для них наука:
Из воронов воронами вдруг стали,
И дар пророческий навеки потеряли.
 Да, было время ратных тех походов,
Теперь они преданья старины.

А ныне от зари и до заката
Летят калены стрелы по земле
И сабли с треском бьются о шеломы,
И словно бы во время звездопада,
Как звезды, искры сыплются во мгле.

Вся половецкая земля покрылась кровью
Из черной в алый цвет укрылась вся,
Ее посыпали мы пеплом с солью,
Но кровь впитала, все перенеся.

Пробило утро свой рассвет,
Но шум и звон не молкнет на заре.
Не видит ныне Игорь Белый Свет,
И покоряется не милой уж судьбе.
Полки свои сворачивает он,
Жалеет брата Всеволода он,
С которым вместе бились день, другой;
На третий стяги Игоревы пали.
А братья на брегу Каялы разлучились,
Наполонивши Дон и степь своею кровью.
Трава поникла и деревья в горе
Склонили кроны к Матушке-Земле.

Да, братья, время невеселое пробило,
Коль степь всю силу русскую разбила.
И тут в обиду впал Даждьбога внук,
Он брату не протягивает рук,
И началась междуусобица тогда,
И разделила всех Троянова тропа.

А половцам того и было надо:
Набегами опустошая Русь,
Огонь и пламя за собою сея,
В сердцах своих храня великую усладу ,
И сея по брегам Донским аир
Они устроили свой половецкий пир.
А Русь меж тем стонала.

Эх, сокол, далеко ты к морю залетел,
Всех птиц в пути своем нещадно избивая.
Баяну рот прикрою, чтоб не пел,
А лучше песнь отчаянья продолжу.

Не воскресить уж славный Игоревый полк,
По нем давно запричитало горе,
И состраданьем разлилося по Руси.
Скорбили вдовы, орошая
Слезами русский мир и поле,
А следом Киев застонал от горя,
Чернигов от напастей поседел.
Тоска накрыла землю русску,
Печаль рекою к Дону потекла,
Уж не сдержать набегов всех нагрузку.

Меж тем князья затылки не скребут,
И все междуусобицу ведут.
А варвары набеги продолжают,
Сбирая с каждого двора по белке,
Да и вообще, что пожелают, то творят,
Как говорится, им и черт – не брат.


А ведь когда-то старый Святослав
Грозою усмирил раздрай,
Который разъедал всю Киевскую Русь.
Дружину он собрал и в бой повел
На землю половцев хозяином вошел,
Кобяку прихватил из Лукоморья,
Что ханствовал над половчанами тогда,
Его он в Киев прихватил с собою,
У Святослава в гриднице Кобяка пал.
А Святослав овраги и холмы,
Когда шел половецкими местами,
Разрушил напрочь. Реки и озера замутил,
Болота и потоки иссушил,
Водички из Дона он от души попил,
И Киевскую Русь восстановил.
Его же дети, Всеволод и Игорь
Опять на Русь направили напасть.
И как же Руси удалося не упасть,
Снеся почти немыслимое иго?

Тут даже иноземцы возмущались,
И Игоря корили почем зря:
Он злато утопил на дне Каялы,
А это половецкая земля.
Князь Игорь пересел с седла златого
В позорное, невольничье седло.
Веселье испарилось в городах,
Градские стены даже приуныли.
Все больше Русь хирела, впавши в прах,
И псы дворовые, беду почуя, вдруг завыли.

А в стольном Киеве, тем временем, далеком
Под утро сон увидел мудрый Святослав.
Всю ночь под городом провыли волки,
Так, словно бы несчастье угадав.
Тогда созвал бояр придворных Святослав,
И им свой сон дословно передал:
– Мне снилось, - молвил он, что этой ночью,
Как будто спал, покрытый черной пеленой
На тисовой кровати гробовой;
Мне девки черпали из бочки белого вина,
Но смешанное с горечью оно,
Да все ж-таки я выпил то вино.
А из пустых колчанов половецких
Мне жемчуг непрестанно сыпали на грудь.
Иные камни по размерам со орехом грецким,
И этот камнепад мне все мешал уснуть.
Я слышал, словно кто-то меня звал,
Вещал и верещал невнятное на ухо.
Я увидал свой терем златоверхий,
И ужаснулся: кровля без конька,
А с вечера до самого утра
Седое воронье у Плеснеска гуляло,
И карканьем своим округу охмуряло...
Такой вот сон приснился нынче мне.
Что вы про это мыслите, бояре,
Давайте без лукавства, молвите вы прямо!

В ответ бояре слово молвили свое
Отважному седому Святославу:
– Мы ложью отвечать тебе не в праве:
Кручина, Святослав, твой разум полонила,
Причина важная имеется на то:
Два соколенка с отчей гридницы слетели,
Оставив стол, покрытый златом, серебром.
Они добычи да и славы захотели:
Водички, как и ты, испить из Тана,
Разрушить города Тмутаракана...
Да только соколам твоим подрезали уж крылья,
Поганые их саблями секли,
И в путы их окутали стальные,
Булатного отменного литья.
И ныне их в оковы облекли,
Двух соколят твоих неверные пленили.
Случилось это в третий день сраженья,
Тогда померкло солнце на земле,
А вместе с ним и братьев тьма покрыла.
И половцы, свободу ощутив,
Гепардами по Руси разбрелись,
Спустилася на землю птица Див.
А на Азовском бреге половецкие девицы
Играют русским золотом, резвясь.
За деда Кончака лелеют грянуть месть,
За Шарукана, легшего под княжий меч.
Дружина князя в грусти и тоске,
И рвутся в ратный путь, чтоб половцев посечь.”

Тогда великий Святослав изрек златы слова,
В глазах его укрылася слеза:
– Сыны мои, о Всеволод и Игорь!
Как рано вы на землю Половецкую пошли
Мечи кровавить, доблести искать,
Сердца храбрые ваши крепко скованы,
Кольчугой их стальною не одеть.
Да только весть не зря нам пели вороны,
Пророча соколятам моим смерть.
Зачем вы сединой украсили меня,
Ведь и без вас ее хватало...
Теперь я брата поджидаю Ярослава
С дружиною черниговской его ,
С родами, что осели на чужбине,
И стали верной братию его.
Они, лишившись боевых знамен,
И в сечах растерявши мечи и булавы,
Ножами засапожными сверкая,
На половцев наводят лютый страх,
И воплем вражьи стаи сокрушая,
По всей Руси неся прадедовскую славу!
(Эх, от чего ж ты не родился , Мономах!
Тебе бы, эти повести читая
Жизнь праведную следовало бы весть,
А не погосты чуров разрушая,
Себя на поруганье предков сечь!)

А Ярославовы полки меж тем роптали:
” Мы доблесть прошлую себе возьмем,
И вековую славу меж собой поделим,
Готовь нам, Святослав, к победе терем,
В который с славою к тебе прийдем!”

Поверил старый Святослав, помолодел,
В мгновения седины сбросив прочь,
Дружины Ярослава услыхавши речь
Он от кручины соколом взлетел вдруг прочь!
Когда наш сокол перья вдруг роняет,
Гнезда родимого не даст в обиду он,
И Святослав готов отправиться на сечь,
Одна беда: князья подрастерялись,
Худое время наступило на Руси!
У русичей ненастье наступило:
Под Суздалем Владимир первым пал,
Тоска по славну сыну Глебову стоит.
И Всеволод, сын Долгорукого
На помощь не спешит,
Ужели мысль он напрочь потерял,
Поднять полки, чтоб Русь посторожить,
 Но медовуху он предпочитает пить,
И дар пророческий он начисто унял.
А мог ведь Волгу веслами плескать,
Шеломом вычерпать, не то что Тан испить,
В твоей бы власти половцев сгубить,
О, Глебовы сыны, как много потеряли!
О, храбрый Рюрик, храбрый брат Давыд!
Не ваши ль воины шли по кровавым рекам,
И рыки ратные дружина издает,
Так, словно туры раненные, в путах
Запутавши лихие стремена...
Но рвутся путы, время настает
Князьям, отринув прошлые обиды,
Сесть на коней с златыми стременами,
И встав пред ратными полками,
Пойти на землю черную, отмстя
За пораженье Игоря дружины,
Долой междуусобицу, князья!
Пускай отныне будем мы едины,
Лихие Святослава сыновья!

О, Галицкий князь Ярослав,
Ты не видал доселе поражений,
Сидишь ты на своем златом столе,
Карпатски горы лихо подпирая
Своим могучим телом и седлом,
Ты венграм загораживаешь путь,
Дунаю перекрыл ты ворота.
Оставь. Настало время сечи,
Уж половцам пристало в дрейф упасть от мести!
Повергни Кончака, Даждьбог тебе судья,
Ты половцев гиеной обреки,
И сокруши его несметные полки,
А ты, Романе -буй, и буй-Мстислав ,
Вас храбра мысль ведет сейчас на дело,
И стая соколиная за вами,
Сегодня она с теми, кто и прав,
И замолкает утро с глухарями.
Вы многи страны ратию повергли,
Как буйны соколы, расширили вы Русь,
Дружину Игоря верните, помолюсь,
И ратникам, волхвов позвав, такую речь скажу:


“– Завяжу, Даждьбогов внук,
Пойдяще на войну.
По пять узлов не мирному стрельцу По столько же неверных на пищали,
На луках, и на прочих воинских стрелах.
А вы, узлы, поставите ограду
Всем вражьим копьям , чтоб не знали ладу,
Всех лошадей ворожьих окуните в путы,
Пусть стрелы их летят, цель не задев,
Пусть луки и мечи их ломит без причины.
В моих узлах сидит могуча сила
От змея многоглавого она,
Что прилетел от Окияна-Моря,
Со медного двора Буяновых чертог,
Богатырями под двенадцатью дубами!
В моих Узлах защита Матери -Земли ,
Надежнее всех самых сильных оберегов.
Я заговариваю ратников своих
На путь блестящий. Возвращенья вам с победой!
Моей сказ так крепок, словно камень - Алатырь,
И вряд ли кто его ослушаться решиться ...” *
Так молвил Святослав, полкам наказ дав биться.
Он рать перекрестил, и к Тану их повел,
Что водами манил князей на битву,
Он с прошлых подвигов всю позолоту смёл,
Олегвичи ж поспели к делу брани.

Мстиславичи! Ты, Игварь и Всеволд,
Не из худого соколиного гнезда
Вы род свой шестикрылый княжичий ведете,
Вы жгут свили из лисьего хвоста,
И волости по праву поделили.
Где ж ныне ваши копьи и мечи,
Щиты поблекли и без дела запылились,
И ратники в бездействии напились
И ныне спят, как бабки, на печи.
Уже Села серебряными струями не вьется,
Двина у Перяславля мутный льет поток...



________________
* Древнерусский заговор на удачу в бою. В оригинале "Слова" отсутствует.
( прим. А.С.)


Один лишь Изяслав сейчас не дремлет,
Звеня мечами о литовские щиты,
Он славу держит деда своего, Всеслава,
А ныне, под червлеными щитами
Он был побит литовскими мечами,
И молвил он: зверину кровь мы лили,
Дружину птичьим оперением накрыли,
Но не было тут брата Брячислава,
И Всеволод куда-то запропал.
Эх, братия, померкла наша слава,
Веселье смолкло, приуныли голоса,
И городенски трубы затрубили!

Послушай верный сказ князь Ярослав,
И внуки все Всеславовы внемлите:
Вложите в ножны зазубренные мечи,
Склоните свои стяги боевые!
Вы ныне расплескали дедовую славу,
Раздорами, межуусобицей, князья,
Добились вы того, что половцы гуляют
По всей Руси, как будто саранча,
И земли наши все опустошают,
И все, чего добился некогда Всеслав,
Во власти половцев отныне для забав!
Уж минул век седьмой Трояновой тропы,
И воск Всеслав разлил,
Чтоб мысли девицы одной узнать,
Которая была ему мила.
От воска выслушавши он совет,
Коня запряг, чтоб к Киеву погнать,
Уже чрез день у княжьего двора,
Он побывал, помчался в Белгород,
Из Белгорода в полнолунье
Лютым зверем поскакал,
Укрывшись синей мглой.
Врата Новогородские открыл,
И снова в путь летел стрелой,
Разбивши славу Ярославову меж делом,
Он соколом летел
От Дудуток и до Немиги.
А в это время на Немиге
Курганы создают из русичей голов,
Брега кровавые усеяны костями
Даждьбожьих внуков славных и сынов.
Тогда Всеслав днем княжий суд творил
Над недостойными своей отчизны,
А ночью волком по земле всей рыскал,
Из Киева до петухов, Хоросу путь перебегая,
Его несло тропою волчьей по земле.
В Тмутаракань он наконец добрался.
А в Полоцке, колокола заутреню играя,
И у Софии колокольный звон
Стоял такой, что даже Киев его слышал.
Хоть и была в отважном теле вещая душа,
Но много бед за жизнь он повидал.
О нем Боян такие молвил речи:
“ Хоть и хитрец, и мудрый ты ведун,
Но Божьего суда тебе не миновать!”
О, сколько, Русичи, земле нашей стонать,
С тоскою вспоминая про былое,
Князей минувших славные года!
Отныне стяги княжьи разошлись,
И веют врозь они, не в унисон теперь мечи звенят!

А над Дунаем, Таном и над Волгой
Все слышали, как Ярославна голосит:
“К Каяле чайкой быстрой полечу,
И Игоревы раны я омою,
Один рукав водою мертвой омочу,
Другим живую воду зачерпну,
И мощно тело сбрызну той водою!”

В Путивле утром плачет Ярославна на стене,
И так при этом горько причитает:
“ О , вольный ветер, Батюшко-ветрило,
К чему сегодня веешь сильно ты,
И вражьи стрелы мчишь на воинов моих?
Зачем? Ужели тебе мало
Под облаками всем и вся владеть,
За что ты русичам приносишь смерть,
И погрузил ковыльну степь в унынье?”

Все плачет, плачет Ярославна на стене:
“ Оположился на кого, мой милый,
Меня ты в горе горьком оставляешь.
К чему теперь мне этот край постылый,
Без гнездышка, которое ты свил,
Зачем меня ты, Игорь, покидаешь,
Теплом меня оставивши своим?
Теперь мне ласкового слова не услышать,
Никто меня отныне не приветит.
Мне остается только пепел сыпать,
Ни роду нет, ни племени отныне,
Одна я остаюсь. О , горе мне,
Кому мне голову на плечи положить?
Лишь только этой каменной стене...!”

Все причитает Ярославна над Путивлем:
“ О, славный Днепр-Словутич, да ведь ты
Полки вел не полетом соловьиным,
А лишь течением своей воды,
Что все подводные пороги огибала,
И славу Святославовым челнам снискала,
Когда побиты были все Кобяковы полки.
Пришли мне, Днепр, надежные ладьи,
Чтоб к Игорю скорее я попала!”

О, Ярославны стон я слышал,
Стоя тем временем в раздумиях на Тане.
Стон разливался в стороны и выше,
Весть по миру неся о Игоревой драме ,
Все причитала Ярославна на стене:
“ О, солнце, не свети отныне мне,
Не мил мне ныне красный , белый свет,
Ведь скрылось ты, когда шла сеча на Каяле,
От Тана в Лукоморье ты ушло,
Зачем же ныне кажешь мне чело,
Поверь, Хорос, не мило мне оно!”

Хорос услышал Ярославны стон,
И к Игорю тогда свой путь направил
Туда, где воды льет наш славный Дон.
И Игорю Хорос путь указал
С угодий половецких он на Русь,
К отцовому столу златому.

Вот вечером в четверг погасли зори,
Умчалась прочь погана птица Див,
И так уж много наплодила горя,
Обрушив смерть на ратников лихих.
Казалось, дремлет Игорь,
Только: нет, он в мысли глубочайше погружен,
Уже к развязке мчится этот стих,
Ведь Игорь мерит степь от Тана
До самого до Мертвого Донца,
Который вещему столь много тайн откроет:
“Здесь взгляду живому
Откроется город у моря,
Слиянье наречий,
Слиянье кровей и сердец,
А мертвому взгляду –
Лишь пепел и прошлое горе,
Лишь мертвые камни,
Лишь ветер,
Лишь Мертвый Донец...”,*
Об этом пиит танаисский,
Пройдя чрез века нам с тоскою вещал,
Как будто он с Игорем рядом
В ту полночь стоял.

Средь черни половецкой перебежчик
Нашелся, став под Игоревый стяг.
Овлуром звался он. В глухую полночь
За Таном свистнул он гнедого-то коня:
“О, Игорь, не смыкай ты очи,
Не стоит дожидаться тебе дня!”
Он крикнул так, что дрогнула земля,
Муравушка-трава зашелестела,
И вежи половецкие взметнулись.

Тут Игорь взвился горностаем,
Стрелою метнулся он к Донскому камышу,
Затем он белым гоголем на воду пал.
Потом, вскочивши на коня борзого,
С него он серым волком соскочил,
И ринулся он на брега Донца.

Он соколом взлетел, прикрывшись за туманом.
И, вспоминая своего отца,
А в битвах подрастраченную славу.
Он избивал гусей и лебедей к обеду,
Чтобы свою дружину накормить...
Под Игорем с Овлуром кони пали,
Тогда-то Игорь соколом взлетел,
Овлур в росе купаясь, волком брел...
______________
* Стихи Г. Жукова


И Игорю тогда вещал Донец,
Пророкотав ему такие строки:
“Довольно, хватит тебе славы на венец,
И будут злые Кончаку уроки.
Пора на землю русскую вернуть
Утраченную гордость и веселье!”
Так Игорь отвечал тогда Донцу:
“ Ну и с тебя-то хватит славы и величья,
Ведь ты меня лелеял на волнах,
На берегах своих стелил пуховые перины,
Под сенью дуба векового пеленал
Меня в уютные туманные одежды,
Которые от холода спасли,
Да и от взглядов половецких нечестивых.

Совсем иначе повела себя Стугна,
Твоя нечистая двоюродна сестра.
В глубокий омут завлекла и утопила,
Родного брата князя Мономаха,
Так любого мне князя Ростислава.
Теперь о нем все причитает мать,
Не в силах пережить и осознать
Невосполнимую во все века утрату,
А вместе с нею плачут все цветы,
И дерева склонили низко кроны,
Поникши от вселенской сей беды,
И листья опадают, слыша ее стоны.”

А между тем в степи поднялся ураган,
И землю тут же трещины покрыли,
Сороки, всполошившись, стрекотали:
Идет по следу Игоря Кончак и Гзак.
Вороны карканье свое уняли,
И галки и сороки унялись.
 Лишь только змеи по земле метались,
Не ведать мне, что на уме у них.
Но тут запели соловьи, рассвет вещая,
Проснулись дятлы, постуком своим
Надежду в сердце Игоря вселяя,
Ему указывают к Тану путь они,
Проход ему меж чащи расчищая.



А между тем Кончак и Гзак, заспорив,
Присели на поляне отдохнуть,
И обсудить дальнейший подлый путь.
Гзак весть такую молвил Кончаку :
“ Коль соколенок наш к гнезду собрался,
Уж не пронзить ли стрелами его?”
На что Кончак иначе отвечал:
“ А если сокола мы охмурим девицей,
Он сам вернется в наше становище птицей,
Посадим мы его в златую клеть,
И станет наш соколик песню петь”
Но Гзак был не согласен с Кончаком:
“ Коли опутаем его красной девицей,
То не видать нам ни его и не ее,
А станут птицы бить в степи нас половецкой”
К согласью не придя, коней своих обратно
Гзак и Кончак в свою вернулись степь...


Вот тут бы песнопевец времени былого,
Который Ярослава и Олега славил,
Боян наш вещий молвил слово так:
“Как голове без плеч бывает тяжко,
И тело без главы – недобрый знак.”
Так Русичей земля без Игоря была,
А нынче вновь Хороса власть пришла,
На небе Солнце освещает власть
И на земле родимой Игорь – князь.
Благую песнь поют девицы на Дунае,
Их голоса чрез море в Киеве слышны.
А в Киеве на гору Игорь едет,
Чтоб помолиться Богородице святой,
Которую прозвали Пирогощей,
И церковь эту так же нарекли.
Отныне рады города и веселы!

А мы, воспевши славу всем князьям,
Затем начнем мы величать и новых.
Пою я славу князю Игорю,
Буй-туру Всеволоду слава,
Достойным детям Святослава,
И сыну Игоря Владимиру – ура!
Да здравы будут все князья и их дружины,
Благословенна русичей земля.
Мы христианам песнь сейчас поем,
Разбивших половецкий тын,
Князьям с дружиной слава. И Аминь.